Отрешенный

В комнате умирающего в полном одиночестве витает изумленная душа. Она изумлена, ибо лежащий на одре человек в своей земной жизни упорно отказывался уверовать в то, что после расставания с грубо-вещественным телом наступит Загробная Жизнь, а посему никогда не задавался этой мыслью всерьез, высмеивая всех, кто говорил об этом.

И вот теперь он озирается в смятении. Он видит самого себя на смертном одре, видит знакомых ему людей, стоящих вокруг и плачущих, слышит их голоса и, надо полагать, чувствует ощущаемую ими боль - они скорбят о его кончине. Ему хочется засмеяться, воскликнуть, что он ведь еще жив! Он кричит! И с удивлением видит, что его никто не слышит. Он кричит снова и снова, все громче и громче. Скорбящие не слышат его. Ему понемногу становится страшно. Он-то ведь слышит свой собственный, очень громкий голос и ясно ощущает свое тело.

Собравшись с силами, он издает отчаянный вопль. Никто не обращает на него внимания. Плача, они глядят на умолкшее тело, которое он осознает как свое собственное, созерцая его в то же самое время как нечто чуждое, более не принадлежащее ему. Ведь именно он, его собственное тело стоит рядом, избавившись от боли, ощущавшейся им до сих пор.

С любовью он произносит имя жены, стоящей на коленях близ того, что еще недавно было его смертным одром. Она, однако же, не перестает плакать, ни единым словом, ни единым движением не откликаясь на его зов. В отчаянии он подходит к ней и грубо трясет ее за плечо. Она этого не замечает. Он ведь не знает о том, что дотронулся до эфирно-вещественного тела своей жены, сотрясая именно его, а не грубо-вещественное тело, и что жена, подобно ему самому никогда не думавшая о том, что есть нечто большее земной плоти, еще не может ощутить его прикосновения к своему эфирно-вещественному телу.

Он испытывает несказанный ужас, его пробирает дрожь. Осознав свое одиночество, он лишается силы и падает, теряя сознание.

Услышав знакомый голос, он постепенно пробуждается. Он видит, что тело, с которым он не расставался на Земле, лежит неподвижно, утопая в цветах. Он рвется прочь, но не может удалиться от этого умолкшего, остывшего тела. Он ясно ощущает, что все еще связан с ним. Но пробудивший его от дремы голос раздается вновь. Это его друг, он разговаривает с каким-то другим человеком. Они ведут разговор, непосредственно относящийся к возложению принесенного ими с собой венка. Больше никого вокруг нет.

К нему явился друг! Он хочет дать знать о себе обоим - другу и тому, кто рядом с ним. Они ведь так часто вместе бывали у него в гостях! Он должен сказать им, что, как это ни странно, все еще жив и может слышать то, что говорят его друзья. Он кричит! Но друг спокойно поворачивается к своему спутнику, продолжая разговор. Но вдруг до нашего героя доходит, что же именно говорит его друг, и его охватывает ужас. Разве тот, кто говорит о нем такое, может быть его другом?

Остолбенев, он прислушивается к словам этих людей, вместе с которыми он так часто кутил и веселился. Они ведь говорили ему только хорошее, навещая его гостеприимный дом и угощаясь у него за столом.

Посетители ушли, их сменили другие. Только теперь он смог узнать людей по-настоящему! Многие из тех, кого он прежде уважал, пробуждали в нем теперь отвращение и гнев, многим же из тех, на кого вообще не обращал внимания, он с удовольствием и благодарностью пожал бы руку. Но ведь они не слышали его, не ощущали его присутствия, несмотря на то, что он орал и выбивался из сил, пытаясь доказать, что все-таки жив!

После этого тело, сопровождаемое помпезной похоронной процессией, отвезли на кладбище. Усевшись верхом на свой собственный гроб, он только рассмеялся от отчаяния - а что ему оставалось делать? Но смех вскоре вновь сменился глубочайшей меланхолией, беспредельное одиночество обуяло его. Он почувствовал усталость и уснул.

Проснулся он в темноте. Он не знал, сколько именно проспал. Он, однако же, ощутил, что не связан более со своим земным телом так, как до сих пор. Итак, он свободен. Свободен во Мраке, как-то особенно, ни с чем не сравнимо давящем на него.

Он закричал. Ни звука. Он не слышал даже своего собственного голоса. Он застонал и упал навзничь, сильно ударившись головой об острый камень. Когда спустя долгое время он пробудился, его окружал все тот же Мрак, все то же тягостное молчание. Он захотел подпрыгнуть, но отяжелевшее тело не слушалось его. Собравшись с силами, приданными страхом и отчаянием, он принялся ощупывать все вокруг. Он все время, падал, ушибался, натыкался со всех сторон на углы и кромки - и все же не мог спокойно выжидать, ибо его все время неудержимо влекло к тому, чтобы искать и нащупывать. Искать - но что? В мыслях - смятение, усталость и безнадежность. Он искал чего-то, что не мог постичь. Но все же искал!

Его влекло все дальше и дальше! Спотыкаясь и падая, он вновь подымался, дабы отправиться странствовать. Так прошли годы, десятилетия. В конце концов он всхлипнул, заплакал, грудь его сотрясалась. Он исторг из себя мысль, мольбу, вопль усталой души, стремящейся хоть как-то прервать течение мрачной безнадежности.

Однако же, крик безмернейшего отчаяния и безнадежного страдания породил и первую мысль - желание вырваться из этого состояния. Он попытался осознать, что же именно привело его в это исполненное всяческого ужаса состояние, что же именно с такой жестокостью понуждало его блуждать во Тьме. Он ощутил вокруг себя неприступные скалы! Что это - Земля или все-таки иной мир, в существование которого он ни за что не мог поверить?

Иной мир! Стало быть, скончавшись в земном плане, он все же оставался в живых - если можно назвать это состояние жизнью. Мыслить было бесконечно трудно. Он продолжал поиск как бы в бреду. Опять прошли годы. Прочь, прочь из этой Тьмы! Желание стало неудержимым порывом, переросшим в томление. Томление же представляет собой ощущение, более чистое по сравнению с грубым порывом - и вот из томления проросла совсем еще робкая Молитва.

Томление крепло, и в конце концов Молитва пробила себе дорогу, как родник, и в его душе воцарился тихий, благодатный Мир, Смирение и Преданность. А когда он поднялся на ноги, дабы продолжить странствия, волна горячих переживаний захлестнула его тело, ибо теперь его окружали сумерки, и он как бы внезапно прозрел!

Далеко-далеко он увидел Свет, нечто вроде Факела, и Свет Этот светил ему. Ликуя, он протянул к Нему руки и, преисполнясь несказанного Счастья, вновь простерся ниц. Из самых глубин его сердца излилось Благодарение Тому, Кто одарил его Светом! А затем с новыми силами зашагал навстречу Свету. Свет Этот не приближался к нему, но пережитое все-таки вселяло в него Надежду добраться до Источника Света, даже если на это уйдут столетия. То, что уже случилось с ним, могло ведь повториться - быть может, каменные громады расступятся, и он доберется до теплых и лучезарных стран, если только сумеет смиренно попросить об этом.

"Боже, помоги мне в этом!" - вырвалось из исполненной надежд груди. Какое наслаждение - он вновь услышал свой собственный голос! С величайшим трудом, но все же услышал! Счастье придало ему новых сил, и он вновь отправился в путь, окрыленный Надеждой.

Так началась история души в эфирно-вещественном мире. Душу эту нельзя было назвать плохой. На Земле ее даже считали очень хорошей. Это был крупный промышленник, очень деловой и всегда скрупулезно соблюдавший все земные законы.

А теперь объясним то, что произошло. Человек, который в своей земной жизни ничего не желает знать ни о существовании Загробной Жизни, ни о том, что ему рано или поздно придется отвечать за все свои деяния и упущения, после переселения в эфирную вещественность будет там слеп и глух. Только в течение тех первых дней и недель, когда он еще связан с грубо-вещественным телом, от которого отделился, он время от времени в состоянии воспринимать происходящее вокруг него.

Освободившись, однако же, от разлагающегося грубо-вещественного тела, он лишается этой возможности. Он больше ничего не видит и не слышит. Это, однако же, не Наказание, но вполне естественный процесс, связанный с тем, что он не хотел ни видеть, ни слышать ничего об эфирно-вещественном мире. Именно его собственная воля, способная породить в мгновение ока соответствующие эфирно-вещественные формы, и лишает эфирно-вещественное тело зрения и слуха - до тех пор, пока в этой душе не произойдет постепенных изменений. От самого человека, и только от него одного зависит, займет ли это годы, десятилетия или даже столетия. Человек ведь полностью сохраняет волю. Помощь ему будет оказана лишь тогда, когда он сам воспылает томлением по Ней, и никак не раньше. Его никто ни к чему не принудит.

Прозрев, душа эта увидела Свет и возрадовалась Великой Радостью. Но ведь Свет Этот светил всегда - дело лишь в том, что до тех пор она не видела Его. Он гораздо ярче и сильнее, чем это показалось в первую минуту прозревающей душе. От нее лишь одной зависит, каким он покажется ей в дальнейшем - сильнее или слабее. Он ни на шаг не приблизится к ней, но все же не потухнет! Она во всякий миг сможет наслаждаться Им, если только пожелает этого всерьез и проявит должное Смирение.

Однако же, приведенные мною здесь объяснения относятся лишь к данному конкретному роду человеческих душ, но вовсе не к другим. В пределах Тьмы не бывает вообще никакого Света. Нельзя утверждать, что и там продвинувшийся вперед во внутреннем плане внезапно узрит Свет. Напротив, для этого его сначала необходимо удалить за пределы удерживающей его среды.

Разумеется, и описанное здесь состояние души вполне можно назвать мучительным, ибо ее обуял великий страх и ощущение безнадежности, но ведь она именно этого и хотела. Она получает только то, чего всегда добивалась для себя. Она не хотела знать решительно ничего о сознательной жизни после расставания с Землей. И в этом случае душа не может лишить себя Загробной Жизни как таковой, ибо этим она не вправе распоряжаться. Она, однако же, строит для себя в эфирной вещественности бесплодную пустыню, парализуя органы чувств эфирно-вещественного тела. Это приводит к тому, что в эфирно-вещественном мире она не сможет ни видеть, ни слышать - до тех пор, пока не передумает сама, без посторонней помощи.

На нынешней Земле обретаются миллионы душ, которые можно назвать достойными во всем, кроме одного - они не хотят и слышать ни о Вечности, ни о Боге. Тем, кто желает Зла, разумеется, придется гораздо хуже, но речь здесь идет не о них, но лишь о так называемых добродетельных людях.

Бог и в самом деле протягивает Руку Помощи, но означает это лишь то, что Он ниспосылает людям Слово, Указывающее им Путь к Избавлению от вины, в которой они запутались. С другой стороны, Его Изначальная Милость сокрыта в Многообразных Великих Возможностях, Предоставленных в распоряжение человеческих духов в Творении. Современный человек не в состоянии даже представить себе, как это много, ибо никогда не занимался этим хоть сколько-нибудь серьезно, а если иной раз и делал вид, что размышляет об этом, то сводились эти размышления либо к пустым забавам, либо к тщеславной самоуверенности!

Оглавление

Дальше: Чудеса.

---